Форум » Магическая Англия » Азкабан » Ответить
Азкабан
Lord Voldemort: Азкабан возвышается мрачной твердью в неприветливых водах Северного моря. Точное место расположения тюрьмы определить решительно невозможно, благодаря комплексу старинных укрывающих охранных заклинаний. Попасть в Азкабан единственно можно на лодке, курсирующей между тюрьмой и большой землей. История этой тюрьмы насчитывает более 5 столетий, в течение которых жуткая репутация этого места лишь укреплялась. Собственно появлением Азкабана магическое общество обязано Йозефу Бьерндаллену и его компаньонам. Говорят, что он сам тщательно выбирал место под сие заведение и собственноручно составлял его подробный план. Весь комплекс мудреных и далеко не до конца изученных охранных заклинаний, коеми щедро «напичкан» Азкабан, тоже приписывают ему. Ходят слухи, что сам основатель «научил» стены думать и красть воспоминания заключенных, обращая их в кошмары, а дементоры, появившиеся там спустя столетие, лишь преподали им «практические» уроки, расширяя «мастерство» холодных камней. Так или иначе дементоры, заключившие магический контракт, хорошо прижились в этом мрачном месте. Здание тюрьмы имеет форму овала с своеобразной открытой площадью внутри. Фундаментом тюрьме служит скалистая порода, едва возвышающаяся над уровнем моря. Под толщей воды сокрыты острые скалы, которые представляют довольно серьезную угрозу для тех безумцев, что намерены совершить побег и начать его с эффектного прыжка в воду… надо быдь редкостным счастливчиком. Во всем. Даже в расположении камеры. Дело в том, что эти угрюмые, вечно холодные и сырые, но весьма просторные помещения вовсе не одинаковы. Какие-то больше, какие-то меньше и в некоторых из них имеются почти полноценные окна, в которые при особой худощавости телосложения можно и протиснуться (сперва избавив это отверстие от железных, толстых прутьев), а не эти стандартные щели под потолком. «Счастливые» амеры рассыпаны где-то на 3 и 4 этажах восточной стороны. На все это тюремное хозяйство самый «красивый» вид открывается с сторожевой башни, возвышающейся на Северо-восточной стороне. Остов башни проходит аж до первого подземного этажа. На каждом этаже из башни ведут по два выхода, которые обычно заперты изнутри. Наверху расположены «покои» главного смотрителя. На третьем, первом и втором этажах на тер-рии башни расположены и несколько коморок, гордо Зовущихся кабинетами. Башня – один из трех переходов по этажам в тюрьме, которым пользуются исключительно служащие. Еще две лестницы расположены аккурат на другом конце тюрьмы (по бокам от ворот). Там переходы с этажа на этаж перекрыты защитными заклинаниями. С лестниц 4ого этажа можно попасть в обширную кладовку и комнату конфискованного имущества, что расположены прямо над решетчатыми воротами тюрьмы, которые открываются лишь с легкой руки главного надсмотрщика. В прямом смысле этого слова.(В смотровой расположен чугунный щит с изображением трех цепных псов, к которым надсмотрщик и обращается с заклинанием-паролем, подымающим железные ворота) . Тюремная твердь начинается не сразу после ворот: за ними еще с десяток метров плещется соленая водица своеобразного причала, рассчитанного всего на три длинные «азкабановские» лодки. За причалом следует внутренний «двор», украшенный старой мозаикой с черными драконами и псами, опутанными цепями и эти же цепи перетягивающие, ощерив гротескные морды в страшных оскалах. На другом конце этой площади наличествуют три входа, один из которых ведет непосредственно в нутро башни, в то время как два остальных выводят к первому этажу восточного и западного крыла тюрьмы. Занятно и расположение заключенных. Чем «серьезнее» преступник, тем выше его камера. Такая закономерность появилась вместе с дементорами. Ведь эти твари все держались повыше, а значит и тех, кому положено было сгнить в стенах тюрьмы, им выдавали на блюдечке с голубой каемочкой. Тем более, что официальных приговоров к поцелую дементора было мало, а темных сотрудников надо было порой полноценно кормить. Да и ни для кого не было секретом, что дементоры порой шалят и устраивают самовольные расправы, а охрана редко когда им активно мешала. Изначально этих дементоровых балований было много. Много настолько, что в неделю 4-5 трупов покидали пределы тюрьмы. Поначалу их бесцеремонно отправляли в свободное плавание. Но это выдало весьма неприятный побочный эффект. У стен тюрьмы стали часто появляться келпи и среди них Ичь-Ушкья* – редчайший и самый красивый из видов морских коней, но и самый опасный. В итоге животные, нашедшие для себя неплохую кормовую базу, перестали ограничивать себя подаваемым «лакомством», а стали переворачивать лодки. Посему, пришлось искать другой способ избавления от мертвецов. Что и было сделано. В одном из подземных помещений был организован крематорий. Две трубы печи поднимаются вдоль сторожевой башни и оканчиваясь двумя узорчатыми волчьими головами достигают 4 этажа. Что же касается подземелий, то там имеется сложная система помещений, условно разделенная на 5 этажей. Там располагаются пыточные и своеобразные камеры хранения опасных артефактов и прочего, что было изъято у «постояльцев» и по каким-то причинам не попало на сохранение в центральную камеру. Многие помещения подземелий запечатаны и не открывались на протяжении 3 столетий. Так же, за последнее столетие здание не модернизировалось и не ремонтировалось, так как оказалось, что нарушение целостности комплекса нарушает работу старинных заклятий, на которых и держится вся система Азкабана. И что удивительно, при всей сырости и холоде, деревянные двери, обитые железом не гниют, а так же стойко преграждают путь, прутья решеток, с виду проржавевшие, все так же крепки. Только две камеры на третьем этаже были «подлатаны» на новый манер. Там старые двери заменили на решетчатые, хотя никаких особых положительных результатов это не дало. Режим в тюрьме жесткий, но совершенно бесполезный. С 6 до 8 утра производится беглый осмотр по тюрьме, при этом обычно будят всех заключенных. В 8 завтрак. Обеда нет. Вечером фирменная похлебка в роли ужина. Вечерний обход совершают с 21 до 22. Дневные обходы совершаются раз в час. При дементорах здесь находилось всего 5 охранников, да и в их обязанности входило даже не за заключенными следить, а за дементорами, дабы те не раскатывали особо свои губы. [off]* Ичь–ушкъя (Each Uisgu). Это водяная лошадь (гиппокампус). В отличие от кэльпи, которые живут в проточной воде, она обитает в морях, океанах и озёрах. Ичь-Ушкья - самая крупная из водяных лошадей (длина тела порой превышает 6-7 метров) и самая опасная. Красивейшее животное с серибристо-перломутровой "шерстью" и продолжением тела, похожее на касаткино с такими же светлыми, но более размытыми отметинами. На лбу обычно с возрастом появляются крепкие костистые наросты, похожие на маленькие, плоские рожки с одним, более крупным по середине. Эти лошади с неимоверной легкостью меняют облик и наделены невероятной способностью молниеносно создавать иллюзии. Обычно появляется в виде холёной красивой белой лошади, если кто-то пытается оседлать её, то она несётся с седоком в воду и там пожирает его. Остается только печень, которую потом находят у берега. Говорят, что её шкура клейкая и всадник потом не может спрыгнуть. Иногда она появляется в образе белой птицы или красивого молодого человека, которого выдают только чуть более длинные и заостренные уши, чем надо бы. Мощные животные, обычно ведут одиночный образ жизни. Чрезвычайно редки. В прошлом веке у берегов Азкабана поселился целый "табун" этих морских коней. Ранним утром они выходили на пристенные утесы Азкабана в виде белых лошадей. В Азкабан даже несколько раз приезжали люди лишь только с тем, дабы увидеть этих животных. Но такое "поломничество" магозоологов и просто любопытных магов с некоторыми связями быстро прекратилось, когда лошадки стали самостоятельно добывать себе пищу, переворачивая азкабановские лодки.[/off]
Changer of Ways: - Мистер Скримджер - слова эти агент как будто выплюнул - пребывает в здравии. Однако, думается мне, его погубит нервная работа. Сэйер хотел улыбнуться, но решил, что ситуаци не та, поэтому, сделав над собой усилие, сохранил строгое протокольное выраение лица. - Новостями является то, что я взял на себя смелость инициировать дело о вашем условно-досрочном освобождении, учитывая какую пользу могут принести ваши показания. А неприятными новостями является то, что, как меня информировали, кто-то в министерстве- Альден сглотнул - собиратся пустить вашу арестованную собственность с молотка.
Lucius Malfoy: Брови взлетели... тонкие ноздри встрепенулись и опали... пальцы дрогнули и сжались в кулаки. Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул... одновременно приподняв подбородок. - Могу я поинтересоваться... а... ЧТО же именно входит в мою арестованную собственность? - невероятным волевым усилием, Люциус заставил голос не дрогнуть ни разу. Напряженный взгляд снова скользнул по лицу гостя... затем тронул его руки... одежду... весь облик. Казалось, это почти судорожное движение, на деле являлось непосредственной работой мысли.
Changer of Ways: - Я не копался в документах, но счетаю своим долгом предупредить, что фразу "Продать Малфой-мэнор, выплатить родственникам причитающуюся им по закону долю и отослать куда подальше" я слышал весьма четко. - Альден глубоко здохнул, казалось, беды и проявленная несправедливость в отношениистоль уважаемого человека, как мистер Малфой ему были неприятны. - Мистер Малфой, сэр. Я постараюсь с этим что-то сделать и недопустить произвола в отношении вас и вашей семьи, но прошу вас мне помочь. - Он посмотрел на Люцbecf? всем своим видом демонстрируя готовность помочь. - Меня прислали сюда за информацией. Я лично не против того, чего хочет достичь тот, кого лучше в присутствии официальных властей не упоминать, потому постараюсь, чтобы до министерства то, что вы мне моете поведать, дошло в сильно отфильтрованном виде, но, поймите меня правильно, у них сейчас практически военное положение и любые данные будут подвергнуты перекрестной проверке. Я не думаю, что вас устроит, если я к вам тут присоединюсь. Или, что гораздо проще, в свете готовящихся к принятию указов, более веротно, меня казнят, не утруждая лишним рейсом сюда.
Lucius Malfoy: Всегда надмено искривленные губы Малфоя сжались, побелев… взгляд снова взлетел от рук к глазам собеседника. - Господин... Сэйер... - произнес Люциус, сцепляя дрожащие руки на колене. - я... в полной мере осознал фатальность моего положения... Что ж... я в панике. - Губы с новой силой сжались. - Я... тронут Вашей заботой. Но... если вы хотите нашей с вами взаимопомощи... Мне… необходимы доказательства! – В глазах мелькнула сдерживаемая ярость, рожденная собственным бессилием, ярость, желающая низвергнуться… но совсем не на гостя.. Мне… необходимо увидеть результаты. Результаты того, что вы можете… – осекшись… собрав всю волю, всю выдержку Малфоев, он слегка расправил плечи. - В свою очередь… могу сказать… что… моей компетенции, думаю... сомневаться не приходится...- он медленно,.. с достоинством обвел взглядом каменные стены. - Иначе я бы тут не отдыхал... – глухо добавил он.
Changer of Ways: - Рад, что мы понимаем друг друга. И вашу просьбу о демонстрации того, чем я могу вам помочь, склонен расценивать как подтверждении серьезности ваших намерений. Агент на долю секунды прикусил губу, но потом, все же, позволил себе улыбку. - Я мог бы прямо сейчас начать обещать золотые горы, свободу, достоинство и честь и головы ваших врагов на блюде, но, по понятным причинам я не склонен давать обещаний, которые не могу выполнить. - Сэйер вздохнул и сделал шаг по направлению к Люциусу. - Я хотел бы знать, чью власть вы предпочтете в итоге при равновероятном исходе - мистера Риддла или бюрократов из Министерства? – фраза завершилась долгим вопросительным взглядом.
Lucius Malfoy: Малфой, задумчиво застыв, слушал ответ Гостя... вглядывался в каждое произносимое им слово... На мгновение глаза Лорда едва заметно сузились. Примерно на второй фразе. - Господин... Сэйер, - начал он, медленно разлепив губы, и стараясь спокойным взглядам отвечать на взгляд. Это не совсем получилось. Глаза Малфоя горели. -...смею заметить, что Достоинство и Честь вы мне предложить не в силах. Я от рождения наделен ими, - подбородок горделиво приподнялся. - Впрочем, вы можете предложить мне очищение моего имени от грязи пребывания в этих стенах. А это, смею надеяться, не только "по силам", но является одним из главных условий наших... отношений. Что касается "власти"... Я давно не мальчишка, и знаю, что какой бы светлой не была идея, искусство воплощения её… порой бывает важнее... - он на мгновение задумался. - Я предпочту не власть, а свободу. Свою свободу. - Он приподнял брови и чуть-кивнул.
Changer of Ways: -Свобода? - брови Сэйера картинно приподнялись - Простите, но этого не способен предоставить никто из смертных. Впрочем, как я уже сказал, я думаю, вы покинете эти стены более чем скоро - вы более нужны на свободе и министерству, и мистеру Риддлу. Однако открыто выпускать вас никто не собирается, так, что, думаю, вам следует ждать силового решения. - Альден слегка помедлил - или его инсценировки. агент присел на корточки практически в центре камеры и убрал руку во внутренний карман. Лицо его было бесстрастно, но глаза, светло-голубые глаза, которые бывают у детей или профессиональных убийц, хитро улыбались
Lucius Malfoy: Первую часть ответа, Люциус выслушал почти бесстрастно, то от последних слов, сопровождаемых столь интересной переменой позы, Малфой... ...Если бы он был не аристократом, а "простым смертным", его волнение выдал бы вспыхнувший на щеках румянец, но Лорд Люциус Малфой был прежде всего Лордом, так что на лице его проступила еще бОльшая бледность, сияющая даже через многодневную тюремную грязь. Зрачки расширились. Малфой насторожился… невольно оттолкнулся от стены и чуть-подался вперед. Его внимание теперь было полностью сосредоточено на глазах сидящего посреди камеры человека. Что он станет делать? Продолжит блефовать? Верить на слово я разучился слишком давно… к счастью. Или.. может быть… он… докажет свои слова действиями… - ни одна фраза, пронесшаяся за секунду в голове Малфоя не была сформулирована или закончена. Мысли вспыхивали нечеткими образами. Он не потерял самоконтроля, но как никогда хотел поверить.
Changer of Ways: - Как вы понимаете, освободить вас прямо сейчас я не могу, равно как и не могу сделать ничего в подтверждение моих слов прямо сейчас, не раскрыв себя перед моим официальным начальством, тем самым лишив себя полномочий и возможности в дальнейшем оказать вам поддержку - вздохнул агент. - Видите ли, моего времени здесь осталось не так много, минут 10. Потому, если у вас есть пожелания, которые я, обладая неограниченной свободой перемещения, могу для вас выполнить до вашего, более чем скорого освобождения, я буду счастлив помочь.
Lucius Malfoy: Малфой прищурился и некоторое время смотрел на гостя молча. Потом принял прежнюю позу и, слегка усмехнулся. Во взгляде вспыхнула ярость… и тут же сменилась льдом. Он не любил вынужденно ждать. И не любил вынужденно верить. И еще больше не любил собственных иллюзий. - Министерство не меняется… - Проговорил он задумчиво продолжая какую-то внутреннюю мысль, адресуя свои слова скорее стенам, давним свидетелями его будней, нежели посетителю... - Не Вам говорить МНЕ о Времени. – Добавил он, смерив гостя взглядом, в котором, как и в словах, на этот раз сквозила горечь. - Не смею Вас задерживать... сэр. Надеюсь, вы понимаете, что продемонстрировать мне Ваши возможности – в наших общих интересах. Что до милостивого предложения быть моим Гермесом.… Не совсем представляю, каким заданием Вас осчастливить. – Люциус задумчиво взглянул на зарешеченное окно - Дайте знать моей семье, что я жив. Если это вам по силам. – Чуть-кивнул, обозначая поклон. Вымотанные последними месяцами нервы давали о себе знать. Короткий разговор с нежданным гостем, утомил его сильнее, чем можно было ожидать. В другое время он бы развлекался подобной беседой, но теперь был так измучен ежесекундным давлением проклятых стен Азкабана, что даже весть о скором даже весть о скором (но не немедленном) освобождении скорее навлекала тоску, чем радость, а сам разговор не подстегнул работы мысли и воображения, лишь утомив разум… и тело.
Changer of Ways: - Гермесом? Боюсь, на роль его я не подхожу. Я всего лишь скромный почтальон - усмехнулся агент. Он резко поднялся и протянул Малфою визитную карточку. Там сообщался минимум информации: "Альден Т. Сэйер. М. М." далее следовала странная для мага вещь - номер телефона в Лондоне, а так же адрес квартиры в каком-то, суд по неизвестности места районе многоэтажных домов на окраине Лондона. - Как только вы отсюда выберетесь, а, я повторю, я убежден, это будет не позднее чем через недлю, не сочтите за труд связаться со мной. Обещаю помочь всем, что будет в моих силах. Если желаете, могу принести любую, подчеркиваю, любую клятву в том, что в той мере, в которой смогу помочь вам, не поставив себя под удар со стороны министерства, я буду вам помогать. С этими словами Сэйер спиной вперед сделал шаг обратно к двери.
Lucius Malfoy: - Благодарю... сэр... Непременно. Думаю, для клятв у нас времени не осталось - сдержанно проговорил Малфой и в знак прощания медленно кивнул, обозначая поклон. Взяв карточку двумя пальцми и приблизил к себе и нахмурился... потом прищурился и чуть-отдалил её от глаз. Скользнул взглядом по строчкам... - Надеюсь, её у меня оставят, - улыбнулся углом губ Малфой. - Хотя... у меня времени будет достаточно даже чтобы выучить эти несколько строк... ...Удачи Вам, мистер... Сейер... если вам действительно можно доверять.... - пробормотал он через некоторое время, слушая удаляющиеся от камеры шаги.
Changer of Ways: - Удачи и вам, мистер Малфой - последняя фраза агента была была произнесена практически шепотом. Дверь в камеру приоткрылась, снаружи донесся богатырский храп. Агент выскользнул из камеры, затворив за собой дверь. До слуха Люциуса донесся звук пдающего тела ойканье охранника. После чего последовал идиотский вопрос последнего. - Кажется, я задремал около вашей камеры. Надеюсь, вы не делали попыток сбежать и ни с кем не общались?
Lucius Malfoy: Губы Люциуса изогнулись брезгливо... - Общался? Вы же изволили почивать на посту, монсеньер... с кем же мне еще общаться? - Протянул он, и усмехнулся устало. Шум снаружи стих. Люциус тоскливо взглянул на синеватый клочок неба за окном. Неделя... он сказал "неделя"... Какого дьявола я вообще должен верить этому проходимцу?! В тот момент, когда я готов был поверить, ЧТО он сделал?! Он ретировался! Верить… верить подчеркнутой вежливости… верить вкрадчивому участию?… Если он всё лжет, если меня не вытащат до конца этой проклятой недели... Видит Мерлин! Я найду его!!! И одним Круциатусом он не отделается! - Люциус скрипнул зубами, тяжело дыша... кулаки конвульсивно сжались. И еще Мэнор!.. Да как они смеют, выродки?! Половина из вас - грязнокровки, вторая же половина выехала на фамилиях разорившихся родственников, у которых если и осталось что, так это фамилия и титул! А всё из-за вас! Никакого понятия о чести... Отнять Малфой Мэнор... у его единственного законного владельца?! И это притом, что КАЖДЫЙ из вас... обязан мне своим местом или местом вашего сына! Решенным делом или деньгами... Боггарт Вас побери... Малфой глухо зарычал и обхватил руками голову… Незваный гость отнял тот единственный час покоя… покоя без давящих стен… и теперь… Теперь они снова сжимали сознание в тиски… Единственное, что оставалось - это выкинуть мысли из головы… Не думать о свободе он мог… как ни старался, а верить новому знакомому не получалось. Или не получалось верить в скорое освобождение… Но НЕ думать о Малфой Мэнор он не мог… Было еще нечто, о чем спрашивать он не посмел. Не из страха перед кем-бы-то-ни-было, но... Страшнее знать или изнывать от незнания? Ему, который не боится уже ничего? Было еще что-то, что мучило изо дня в день. Он не знал, выберется отсюда или нет. Живым или мертвым. Но… Он не знал, остаётся ли еще для этого смысл. Потому что если… Глухой стон сквозь сжатые зубы… стон отчаяния и бессилия… медленно… и тягуче наполнил каменное пространство.
Antonin Dolohov: Сидя в камере, меланхолично напевает: "Очи черные... очи... блин, скучно-то как... страстные" так только, обозначить свое появление
Antonin Dolohov: Антонину показалось, что он заслышал какое-то шуршание в темноте. Или это за дверью? Он с неохотой открыл глаза, помотал головой, привыкая. Что за чертовщина? На всякий случай позвал: "Эй, кто здесь?" Черт его знает... глюки. Нормальные азкабанские глюки. Дементоров нет, а глюки вот они. Удивительно, в сущности, как мало изменилось здесь без дементоров. Тот же мрак, та же тоска и тюрьма так же высасывает краски жизни, как раньше. Долохов потянулся и подошел к двери. Если смотреть отсюда, в окне под потолком видна полоска неба. Смотреть туда надо обязательно. В темноте слабнет зрение, а бойцу без острого глаза никак. Поморщился - ярко. Запустил руку в волосы. К боггартам все это. Вернулся на койку, чертыхнулся, укладываясь. И все-таки продолжал прислушиваться. Вдруг не показалось?
Fenrir Greyback: Фенрир, давно уж особо не уделявший времени поискам истины и копаниях в самом себе, в основном просто жил: грабил, убивал, устраивал кровавые трапезы, выполнял приказания и порой мечтал. Словом, постоянно действовал. Ну а что ж. Волка ноги кормят. Прописная истина.. И разумеется для Сивого стало не самым приятным удивлением заново открытая протяженность дня. Минуты ползли непривычно медленно, разве что не норовили повернуть вспять. Раны ныли, холодом дышали стены, которые жутко давили. От них хотелось бежать. Темень, тусклый свет и эти чертовы стены, мешающие думать и вспоминать. Малейший шум за дверью, который Сивый улавливал тонким волчьим слухом мгновенно причинял новый приступ головной боли. Все эти шорохи, стук сапог о сырой пол, мерные удары капель воды где-то недалеко, просто сводящие с ума своей монотонностью и безразличной четкостью, шелест волн где-то далеко внизу. Да.. единственный "живой" шум... Сивый прикрыл глаза, облокотившись о холодную стену восседая на нарах. Яркий запах крови и пряной травы ударил в нос. Пьянящий аромат. Теплом еще не ушедшим с жизнью пышит рыжее тело. Медная шерсть слиплась от крови, уже почерневшей кляксами на груди. Белесая шерсть вокруг пасти вся тоже в крови. Крепкие как сталь зубы впиваются в шею, силясь вырвать кусок побольше. Темные, потухшие мертвенной синевой глаза годовалой кобылки устремили взор куда-то к звездам. Вся волчья морда уже измазана кровью. Фенрир наяву легонько щелкнул зубами и от этого непроизвольного движения пробудился от дремы, сморгнув огляделся по сторонам, сглотнув набежавшую слюну. Янтарные глаза тускло блеснули в слабеньком вечернем свете. Оборотень был голоден. Чертовски голоден. Сивый замер, прислушиваясь к ощущениям. Боль от ран стала много менее ощутима, соленый запах моря навязчивее обычного бил в нос, да и другие менее приятные запахи тюремного букета были слышны четче. А в сознании подымалась злобная эйфория. Сивый оскалился в ухмылке, глянув на мизерное оконце под потолком. Скоро... Сивый довольно лихо соскочил с нар, практически не ощущая гнета стен. Пройдя кружок по камере оборотень с ярой лихой и злобной веселостью запел громко и резко, продолжая нарезать круги. Мой сосед кинул кони и сыну оставил он Ферму, коня, трех свиней и овцу. Сын его вышел тотчас из запоя И справить поминки решил по отцу. Он созвал всю родню и позвал всех соседей, Но это - не редкость у нас на селе. Были Долланы, Нолланы, Рози О'Грэйди, Был приглашенным и я в том числе. В словечках проскальзовал бархатистый рык. Во дворрре стол накрыли и стулья рррасставили, Дедушка Шон зажарррил быка, Молли Маллоун привезла бочкуууу пива, А миссис О'Брайн спекла пирога. В три часа по полудни мы сели за трапезуауууу, Лично хозяин нам всем наливал. Выпили сто, и тогда про покойного Каждый хорошего что-то сказал. Дядя Патрик сказал, что ходил на рыбалку с ним, Что "вот такого" поймали сома, Миссис О'Брайн ходила с ним в школу, Вот только когда, не помнит сама. А под вечер, когда все напились-наелись, Дедушка Шон отошел поблевать, Старики о политике начали спорить, А молодежь начала танцевать. Были девушки милыми, парни веселыми, В парах плясали, а так же в кругу. Было все хорошо, пока Теренс МакКарти Не наступил мисс О'Тул на ногу. Завизжала она, как свинья в скотобойне, И братьев своих она всех позвала. Братья ее уже крепко припили, и Тут началась просто куча-мала... Промеж каждого куплета неприменно вставлялся милейший припев " Шесть недель потратил я в Дублине, Шесть недель просто так, твою мать! Шесть недель потратил я в Дублине, Джиги и рилы учился плясать... " , который пелся с особой душевностью, видать с целью довести охранников до ручки, ведь у Сивого был дивный хрипловатый, но громкий аки Иерихонская труба, голос. Фенрир нарезая круги( а вот теперь душа жаждала свободы и пространства), стянул примерзкую робу, которую все-таки стоило оставить в целости. Хотя зная второго себя, Фенрир предполагал,ь что все равно найдет одежку лишь в форме никчемной изодранной драпировки. Сивого начало "лихорадить", а по телу пошло такое ощущение, будто кости кто-то ломал и вытягивал изнутри. Оборотень взвыл, повалившись на колени. Его колотило, а внутри все скрутило. Но вскори все прекратилось, а по камере разнеслось тихое, низкое, вкрадчивое, утробное рычание.
Antonin Dolohov: Антонин прислушался. А вот на этот раз, кажется, не показалось. Фернир? Вот ведь удача... Свой человек, ну, не человек, какая разница. Свой. Феня Грейбек. Антонин распрямился - что с того, что кости скрипнули - прислушался и грянул - не в унисон, мимо всякой музыки, но так, чтобы друг услышал. - Так громче музыка Играй победу Мы победили, и враг бежит-бежит-бежит, Так за царя, за Родину, за Веру Мы грянем громкое ура-ура-ура. Подумал. Сменил тему. Вдруг Фене будет проще распознать. Жил-был Анри Четвертый, Он славный был король, Любил вино до черта, Hо трезв бывал порой. Войну любил он страшно И дрался, как петух. И в схватке рукопашной Один он стоил двух. Еще любил он женщин И знал у них успех, Победами увенчан, Он жил счастливей всех. Когда же смерть-старуха Пришла за ним с клюкой, Ее ударил в ухо Он рыцарской рукой. Hо смерть полна коварства, Его подстерегла И нанесла удар свой Hожом из-за угла. От страшного удара Кровь брызнула из жил, И нечестивец старый Скончался, как и жил.
Lucius Malfoy: Тяжелые мысли... духовные и телесные страдания сменились полуобморочным сном. Нервное напряжение чувствительного и изрядно измученного организма... беспрестанное давление стен... всё это рождало кошмары. В плечо яростно впился острый край жесткой лежанки, а пред мысленным взором предстали омерзительные пасторальные сценки "из жизни пейзанок и пейзанцев". К горлу Лорда Малфоя подкатила тошнота... Со стоном он открыл глаза и схватился дрогнувшими пальцами за виски... Снова серость. Стены. Сырость, от которой трясло всё тело... и... О ужас... Отвратительные видения не то чтобы исчезли... они материализовались в звуки... Кто-то рычал, выплевывая слова пошлой песенки... Голос казался знакомым, но значения это не имело. Лорд Малфой презрительно выругался. Ему вдруг стало до боли обидно за столько времени мучавшую слух звенящую тишину... Её отчаянно не хватало именно теперь... больше того, он готов был слушать жуткие оперные арии... присутствовать при исполнении которых на всевозможных премьерах требовал "долг крови" - как говорили ему в детстве... А оперу он ненавидел. Лорд Малфой скривился от очередного перелива обертонов где-то за стеной... бьющего по пульсирующим болью вискам. - Какого Боггарта?!!! - Взревел он, задыхаясь от гнева... Но тут из-за противоположной стены раздались хоть и менее ужасающие, но всё столь же раздражающие слух звуки... потом мотив сбился и перелился во что-то знакомое... Брови Лорда Малфоя дрогнули... Он сел... продолжая нервно тереть разрывающиеся изнутри виски... Теперь по барабанным перепонкам постукивали слова любимой песни отца... Лорд мотнул головой и зашипел… - Твари… - процедил он сквозь зубы… Он знал, что стены могут читать мыли. Поэтому не думал. Всё это время старался не думать. Ни один образ не появился сильнее мутного отражения на дне глаз. Ни один. А теперь… если стенами могли читаться такие глубокие… скрытые от сознания воспоминания… Малфоя затошнило с новой силой. Перед глазами плыл серый туман, а захлестнувшая с новой силой ярость, смешанная с ужасом только добавляла «остроты» ощущениям. Узник дрожал с головы до ног. - А ну, молчать!!!! – гаркнул он, и метнулся к двери камеры. - Эй, вы!!! Бездельники! – Разносилось эхом по коридору Азкабана… – Вопль адресовался охранникам, обычно прохаживающихся по коридорам (без ясных целей)… но именно ТЕПЕРЬ ни одного из них видно не было, и эхо от каждого слова самозабвенно укатывалось вглубь коридора… - Какого черта я должен это терпеть?!!! Прекратите вой! Я требую покоя!!!!! – Прорычал Малфой, весьма властно… И это были первые слова за всё время обращенные вовне столь явно…
Antonin Dolohov: Долохов прислушался. Вроде бы отзывался кто-то еще, и голос... Неужели эти твари взяли и молодого Малфоя? С тех пор, как Антонин отрубился в министерстве, он ничего не знал о судьбе руководителя неудачного налета. - Люций, это вы? - рявкнул он во всю силу былого командного голоса, когда-то легко перекрывавшего маггловскую канонаду, - Хорош скандалить! Присоединяйтесь. Дадим сегодня жизни этой кутузке. И он снова запел о незадачливом французском короле. Отчаянно, забывая о тесноте камеры, о темноте, о сырости, о жесткой койке и пустом желудке. В узкое окошко под потолком светила луна, округлая, бессовестно яркая. И он мельком подумал о том, что Фернир ведь буянил не просто так. Остановился и прислушался снова. И верно. Уже не поет - рычит. Долохов запел громче, надеясь, что товарищ все же слышит его голос.
полная версия страницы